Коронавирус внёс перемены во многие сферы нашей жизни. Остановил многие производства. Малый и средний бизнес замерли в условиях карантина. Но остановить бесконечный процесс воспроизводства в жизни сельского хозяйства и ему оказалось не под силу. И поле, и животноводство остановки не терпят. И трудно сказать, когда начинается год полевода – когда он убрал урожай или когда только кинул зерно во влажную весеннюю землю.
Адекватно оценивая все обстоятельства
Генеральный директор Сибирского зернового консорциума Александр Тепляков планомерно движется к поставленным целям, раздвигая границы привычного, поддерживая темп и наращивая мощь.
– Многие десятки лет мы постепенно поднимаемся по спирали производственных показателей. Наша урожайность на круг по Сибири составляет 16–17,5 ц/га и 16,5–17,5 млн тонн – это общий валовый сбор. В масштабах страны это мало. Нам очень нужно увеличить и урожайность, и «валовку». Что такое 17 миллионов? Ведь должен остаться фураж, натуроплата, внутреннее потребление и прочее – в итоге совсем немного получается. По сути, мы обслуживаем сами себя. Наша задача выйти на уровень 20 миллионов тонн, тогда в районе 10 миллионов тонн зерна у нас пойдёт на продажу. Тогда мы сможем увереннее чувствовать себя на зерновом рынке страны. И отношение к нам изменится, ценовая политика условий взаимодействия с этим самым рынком повернётся к нам лицом.
– В прошлом году цена на зерно получилась высокой. Что сказалось на ценообразовании?
– Да, за один зерновой год рост цены составил 5–6 тысяч рублей за тонну, на моей памяти такой разницы между стартом и условным финишем сезона не было. На повышение цены в течение всего сезона сыграло, во-первых, то, что регион недополучил зерна в пределах полутора миллионов тонн. Омск в начале сезона заливало, нельзя было сеять, а потом наступила жара. В Красноярске – тоже не всё гладко было. В Казахстане случилась сильная засуха. Они закупали зерно и через крупные корпорации, и напрямую, у ближайших хозяйств. Внутренний спрос тоже сказался. И, конечно, то, что Минсельхоз России включил дотирование железнодорожного тарифа, а это 1200–1300 рублей на тонну затрат. К тому же произошло резкое повышение курса доллара – всё вместе и повлияло на ценообразование.
– Какие факторы необходимы для достижения тех цифр урожайности в регионе, к которым вы идёте?
– Сельское хозяйство, в отличие от тяжёлой промышленности, достаточно эластичная отрасль. Сегодня сельхозпроизводитель увидел, что на вложенный рубль он получит два, он «оживится» и уже активируется. В этом году у нас нет традиционного повышения на топливо. Транспортными компаниями приобретается подвижной состав. Наша отечественная техника в условиях повышения курса доллара выглядит более привлекательно. Сельскому хозяйству дан сигнал: ребята, ваша продукция нам нужна. Это видно по многим моментам. Да и руки выкручивать сельхозпроизводителю уже никто не будет. Идёт нормальный рыночный процесс, и мы готовы продумать, что сеять и как.
– В последние годы идёт увеличение по площадям технических культур. Насколько это оправданно и какие тенденции в данном направлении растениеводства?
– Оправдание, безусловно, есть. Первое – это цена на масличные культуры. С самого старта сезона она достаточно комфортная. Да, она не растёт на 10–15 тысяч принципиально и высоко держится изначально. Те, кто сеет технические культуры, предварительно просчитывают эти вопросы. Если сравнивать с пшеницей, то разница есть. Пусть на старте цена на пшеницу будет 8 рублей, а на рапс 20. Даже если она вырастет на пшеницу до 12 рублей, всё равно разница будет, и она ощутима. Тем более урожайность всем видна и понятна. Поэтому стратегию этого года мы видим. И по региону, и по области. Небольшое снижение площадей рапса – не 100, а 70 тысяч, лён – 60. Но и от пшеницы никто не отказывается.
Нам важно получить высокую урожайность. По кулундинской зоне сегодня уже намолачивают 35 ц/га. На площади 1200 га мы получили 48,5–49 ц/га ячменя пивоваренной кондиции в Болотнинском районе. Это очень хороший результат. Опыт того же Бугакова, который на больших площадях получает высокие урожаи. Можно уверенно сказать, что технологией мы овладели. Теперь важно, чтобы рынок нас поддержал. Не обвалился, как в 2017 году.
– Ещё один вопрос жизненно важен для сельского хозяйства – кадры.
– Да, по кадрам у нас вопросов много. И об этом был большой разговор в Здвинске на выездном совещании при министре сельского хозяйства области. Сегодня мы заботимся о проживании ребятишек, что пришли учиться на механизатора, доярку, скотника. Мы, конечно, должны строить им спортзалы, создавать комфорт и уют, но посмотрите, на чём они учатся! На чём мы готовим сегодня специалистов нижнего звена? На какой технике они учатся работать? На «Кировце», которому 40 лет? Мы в принципе не готовим кадры для полеводства! Невозможно на технике, уже давно снятой с производства, обучить современного механизатора!
Сегодня мы попросту занимаемся переманиванием работников друг у друга, привлекая их условиями и услугами, и это путь в никуда. Сейчас мы ещё выживаем на этом.
Среднее звено. Куйбышевский сельхозтехникум ещё что-то там пытается сделать, но он остался один. У нас нет учебных заведений среднего звена! А значит – нет бригадиров, зоотехников, мастеров участков.
Для того чтобы правильно вести хозяйство, разрабатывать рацион для животных, лечить их, нужны специалисты. Когда в Сельхозакадемию пришёл новый ректор, подвёл итоги, оказалось, что из 850 выпускников 2019 года только 8 поехали в село! 850 и 8! Кому академия готовит сегодня специалистов? Областной ГАИ? Вопрос кадров у нас остаётся открытым.
– А как себя чувствуют действующие механизаторы в условиях карантина? Внесла ли пандемия коррективы в ход весенне-полевых работ?
– Совершенно никаких. Вы сами подумайте, какой коронавирус, когда механизатор один на один с полем и вокруг никого? Здесь другое важно, чтобы горожане не принесли его к нам в село. А нам, если честно, не до пандемии. У нас весна – работать надо. Работать так, чтобы сегодняшние победы единиц
стали завтрашней нормой для всех.
Елена Костенко
