Примерное время чтения: 9 минут
753

Два года, проведённые в оккупации, навсегда изменили жизнь ребёнка

Еженедельник "Аргументы и Факты" № 18. «Аргументы и Факты на Оби» 02/05/2012
Фото: Государственный архив кино- и фотодокументов РФ

Угоняли на рынок рабов

- Я родился в Орловской области, в поселке Затишье. В августе 1941 года до нас стали доходить слухи, что на станции Залегощинской – ближайший к нам районный центр – люди уезжают, все бросают, потому что наступают немцы. А у нас в колхозе тоже было полное безвластие, люди не понимали,  что делать… Помню общее собрание, на котором колхозники начали делить имущество – писали на бумажках «лошадь», «корова», «телега» и тянули из шапки – что кому достанется. Имущество разобрали,  а зерно в амбарах так и досталось немцам.

В первый раз я увидел живого немца в августе 1941 года. Наш поселок Затишье стоял реке Неручь, через неё была плотина. Мы с ребятами играли на берегу реки и увидели на той стороне немецкие войска. Нам было интересно, фрицы для нас были словно какие-то диковинные животные. Мы решили перебраться по плотине,. Я дополз  первым, поднимаю голову – прямо передо мной стоит фашист с биноклем в руках.  Испугался, конечно – что будет? Но я не интересовал его, он смотрел на ребят постарше.

В каждом поселке немцы первым делом искали молодежь, парней и девушек от пятнадцати лет, собирали и отправляли в Германию. У Николая Ефимовича таким образом угнали 19-летнюю сестренку.

Она вернулась домой только после войны. Рассказывала, что их привозили  в эшелоне и продавали как рабов состоятельным немцам. Девушка попала к неплохим хозяевам, они взяли её как кухарку, жалели когда она плакала, тоскуя по родным…

Наглее всех были финны

- Осенью 1941 года немцы стояли в соседних деревнях, а к нам нахаживали, - вспоминает Николай  Ефимович, - зайдут в хату, откроют шкафы и давай искать ценности, как хозяева. У нас забрали корову, постреляли гусей из карабинов – у меня сердце кровью обливалось. Среди фашистских солдат, побывавших у нас в деревне, были не только немцы, но и итальянцы, и румыны. Но наглее  всего вели себя финны,  видать, еще таили обиду после Финской войны. 

В декабре 1941 года, когда их под Москвой наши пугнули, появилось много фашистов – мы увидели, как они валят через поле - и транспорт, и пешие -  прямо на нашу деревню. Зашли к нам в дом, кричат: лампу, лампу! А я понимал по немецки-то, в школе учил, а за время общения с фрицами хорошо напрактиковался. Я и говорю – нет лампы, ваши забрали. Они хохочут. Расселились у нас – человек пятнадцать, целый табун, -- начали снимать белье, давят вшей, смеются. Они-то горя под Москвой тоже хватили, сколько дней на холоде в окопах… Утром они собрались, ушли. Я давай смотреть – не осталось ли чего. И вижу, что под комодом лежит какая-то круглая штука. Я  и не догадывался, что это была «лимонка» - немецкая граната. Хотя я любопытный был пацан, но почему-то не стал её раскручивать, Бог уберег.

Детские диверсии

Людям в оккупации было тяжело не только физически, но и морально – они не знали о том, что происходит в стране, кто побеждает. Жители могли только наблюдать за немцами, вслушиваться в их разговоры... Николай Ефимович вспоминает, что когда фашистов разбили под Сталинградом, немцы в деревне вывесили траурные флаги, и из их общения было понятно, как они переживают.

Ребятишки, в свою очередь, как могли, старались подорвать моральный дух немцев. Зима с 41 на 42 год была очень холодной, фрицы кутались в шали, отбирали валенки у людей прямо на улице, часовые стояли в какой-то самодельной обувке из соломы, постоянно мерзли. А деревенские мальчишки специально разгуливали в мороз в легких пальтишках и кепках на глазах у фашистов.  Те смотрели с удивлением,  - мол, что это за народ такой, у которого даже детям мороз нипочем?..

- Были у нас и более хулиганские диверсии, - улыбается Николай Ефимович, - в соседнем поселке располагались эсэсовцы, нам очень интересно с ребятами на них было посмотреть. Как-то мы с одним пацаном  еще на год меня моложе пошли поглядеть. Увидел нас там фашист, кричит – иди сюда! Дает ведро, мол, сходите за водой к колодцу к реке. А там такой сруб, все намерзло,  трудно двоим худеньким ребятам полное ведро вытаскивать. Кое-как набрали, тянем в гору  - а вода расплескалась немного. Что делать?! И мы, как говорится, естественным путем, туда подлили жидкости – и он и я…  Несем дальше, а мне страшно, думаю: вдруг видели немцы?! Ведь запросто возьмут, стукнут нас лбами или застрелят. Ну, все обошлось. Такая вот диверсия была.

Спрячетесь – расстреляем!

- Как-то мы с отцом только собрались обедать, как приходят немцы, - вспоминает Николай Ефимович, - мол, через полтора часа общий сбор, всех будут выгонять из деревни. Это фрицы отступать, и у них был приказ – никого живого не оставлять в селах, гнать с собой дальше. Потом мы узнали, что в соседних поселках люди пытались спрятаться в погребах, их нашли и расстреляли, всех – женщин и детей.

Одиннадцатилетнего Колю и его инвалида-отца вместе с другими жителями погнали  на запад. Идти было очень тяжело – снег на дороге был раскурочен немецкими вездеходами. Мальчик часто без сил падал в снег, но потом вставал и шел дальше.

- Пригнали нас в соседнюю деревню, - вспоминает Николай Ефимович, - там жила мамина сестра, тетя Уля. Мы остановились у неё. А вечером увидели, как над нашим селом поднимается зарево пожара – немцы спалили оставленный поселок. Утром нас погнали дальше – в деревню в шести километрах от Орла. Там мы и прожили до лета.

Ночь в аду

Летом 43 года немцы стали отступать дальше – готовилась Орловско-Курская дуга. Немцы стали собирать жителей, чтобы гнать дальше. Однако отец Николая Ефимовича понимал, что у них с сыном мало шансов выжить в новом броске, силы его оставляли. Поэтому он выкопал в огороде небольшой ров, закидал его ветками, присыпал с землей. Так  они прожили почти две недели в  опустевшей деревне – питались овощами с огорода. Однажды их обнаружил отряд власовцев – они искали укрывшихся солдат. Но увидев только ребенка и немощного старика, пощадили. Той же ночью началась страшная канонада – наша артиллерия била из катюш по убегающим немцам.

-  Было очень страшно – даже сейчас Николай Ефимович вспоминает ту ночь с ужасом, - мы лежим, а вокруг взрывы, огонь… Помню,  хотел поднять голову, и тут меня накрыло теплым воздухом от разорвавшегося рядом снаряда! Рядом отец крестится, говорит – сколько воевал в царскую войну, такого ада не видел!

Наутро отец с ребенком вернулись в дом, спрятались в погребе. После страшной бессонной ночи   Коля сразу провалился в небытие. Проснулся оттого, что отец расталкивал его со словами: «Наши пришли!».

Могилы в погребах

После освобождения деревни советскими войсками, Коля с отцом отправились в село к тете Уле. Но уже в первый же вечер мальчик не выдержал, и отправился посмотреть, что стало с родной деревней.

- Там все бурьяном поросло,  я не смог даже понять, где наш дом стоял, - вспоминает Николай Ефимович, - потом увидел кирпичи, там где у нас была печка. Из них какой-то солдатик, видно, пытался соорудить укрытие, а тут его взрывом и накрыло. По всему селу валялись фрагменты тел, руки и ноги. Лежали и немцы и наши – восемь месяцев здесь была линия фронта. Тетя Уля просила меня поискать кувшин  - все тогда пытались по крупицам восстанавливать хозяйство. Я заглянул в какой-то погреб, лежит что-то коричневое, думаю, может кувшин. Прыгнул  на что-то мягкое, оказалось – голова, уже без волос. Это убитых бросали в погреба – вот и все похороны, некогда было хоронить.

Через несколько дней Коля вернулся в село вместе с отцом, они стали разбирать блиндажи, чтобы построить хоть какой-то временный домик. Они стали первыми, кто вернулся в родную деревню, постепенно начали подтягиваться и другие. Осенью 44 года Николай начал ходить в школу, жизнь постепенно налаживалась. После войны он переехал к сестре в Москву, а потом перебрался в Новосибирск. В мае 2012 года Николаю Ефимовичу исполнится 82 года.

Смотрите также:

Оцените материал
Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно


Топ-5 читаемых


Самое интересное в регионах