«И Пушкин не чурался». Профессор об истории мата в отечественной литературе

Виктор Кеврух / АиФ

1 июля вступил в силу закон о запрете, запрещающий употребление мата на телевидении, в кино, в публичных выступлениях. Он косвенно касается и литературы - теперь на книгах, содержащих в себе нецензурную лексику, должна быть соответствующая пометка. Илья Кузнецов, профессор Новосибирского государственного театрального института, доктор филологических наук, рассказал о том, какое место мат занимает в истории отечественной литературы.

   
   

Конец мату?

Всеволод Храмов, АиФ-Новосибирск: Илья Владимирович, многие сторонники публичного употребления мата указывают на то, что это неотъемлемая часть нашей культуры. Но в произведениях классиков его нет, так когда же бранные слова стали частью российской литературы?

Илья Кузнецов: Действительно, ненормативная лексика никогда не была частью художественной литературы. В XVIII веке, сразу после своего появления, наша литература была нормативной, и о мате там речи, конечно, не шло. Существовали достаточно неприличные басни Лёвшина, но они оставались за пределами культурной нормы. В общем, всё было прилично, за рамки дозволенного не выходило.

— А как же матерные стихи Пушкина и других классиков, или это тоже была игра «не по правилам»?

— Пушкин обращался к нецензурной лексике в поисках новых литературных приёмов, тогда он, по сути, формировал художественный язык. Но ни ему, ни его современникам не приходило в голову со сцены декларировать матерные слова. Это изобретение уже века XX. Впервые употребили мат футуристы в 1910 году. Крепкими словами и выражениями они стремились шокировать публику. Иначе говоря, он использовался в соответствии с культурными ожиданиями буржуа того времени. К примеру, поэт-серебряник Игорь Северянин надевал маску пресыщенного эротикой и развратом человека, вокруг которого штабелями стелются дамы. Хотя сам Северянин не вкладывал в ненормативную лексику каких-то специфических значений, которые невозможно выразить другими словами.

— Получается, это миф, что иногда без мата нельзя обойтись даже в литературе?

— В целом да. Приведу такой пример: во всей литературе советского времени, как и в произведениях писателей-фронтовиков, нецензурной лексики не было вообще. В то же время нельзя ошибиться, сказав, что, например, Васильев, Бондарев или Быков матерились во время боя. Эта правда жизни в экстремальной ситуации, которая требует от человека нечеловеческих усилий. Поэтому вроде как прощается. Но понятно, что матерщина не является необходимым средством воспроизведения действительности в искусстве.    
   

— Илья Владимирович, вы сейчас говорите о культуре высокой, но ведь далеко не все люди понимают произведения, скажем, экзистенциалистов. Не может быть так, что мат в литературе просто приближает её к массовому читателю?

— Отчасти это правда. Вся эпоха постмодернизма, в которой мы с вами живём, исходит из того, что границ как бы нет. В попытке примирить культуру элитарную и массовую современники смешивают различные жанры, но в итоге у них получаются артефакты, называемые симулякрами, т. е. подобия действительности. Всё это от того, что в действительности границы никуда не исчезли и разница между мной и абстрактным слесарем Иваном Алексеевичем по-прежнему существует. К слову, соединить эти две культуры пытались ещё советские писатели 20–30-х годов. Но они существовали в атмосфере эйфории, они были уверены, что можно создать нового человека. Из чего? Да из той самой пролетарской массы, из совершенно неподготовленного читателя. Сделать это старался, например, Маяковский.

Книги и диски с нецензурной бранью теперь можно продавать в запакованном виде Фото: www.globallookpress.com

Поощрение самодовольства

— С прошлым разобрались. Почему нецензурщина прямо расцвела в современной литературе?

— Если говорить о литературе постмодернизма, то здесь матерщина является знаком отказа от культурной нормы. Вспомните программное произведение Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки», там мат — это игра в то, чего нельзя, протест против обыденности. Причём читателю очевидно, что автор — человек весьма образованный, просто он демонстративно дистанцируется от культурной нормы. Ну а позже, в лихие 90-е и 2000-е годы, мат в русской литературе стал отделять «своего» читателя от «не своего». Когда-то люди читали для того, чтобы узнать что-то новое о себе и мире. Но в XX веке нас убедили в том, что мы и сами всё о себе прекрасно знаем. Матерная литература стала подтверждением этого «знания». Она как бы говорит: «Да, ты всё правильно делаешь». Иными словами, современные произведения в большей степени поощряют самодовольство. Но это тупик в развитии.

— По вашим словам получается, что засилье нецензурной лексики — это не проблема современного искусства, а проблема современного человека? Эдакого тупенького, тщеславного, заносчивого, не стремящегося к собственному развитию, к познанию мира?

— Знаете, когда отец с любовью говорит своему сыну: «Серёжа, пам-пам, куда ж ты лезешь? Пам-пам» — мне становится стыдно за наше общество. В действительности сейчас надо бороться с тем, что определённые корни вытесняют собой всю культурную лексику, а не с тем, что какой-то писатель хочет пересечь границы и засыпать рвы. Поверьте, это не проблема современного искусства. Наши дети матерятся с 3–5 лет и учатся этому в детском саду! Наше государство подходит к проблеме не с той стороны. Если на афише написать «18+», вменяемый человек всё поймёт и сделает нужные выводы. Закон нужен для тех, у кого просто нет внутреннего цензора, для тех, кто считает, что можно зайти в автобус и начать материться. Как мне кажется, первым шагом должны быть штрафы за нецензурную лексику в общественных местах.

— Дайте прогноз на будущее. Куда после принятия закона уйдёт мат?

— Думаю, он станет субкультурным явлением. Произведения с нецензурной лексикой никуда не денутся, но у большинства будет чёткое понимание того, что они уже не являются собственно культурой. Мат — это то, чего нельзя делать перед широкой публикой, всё равно, что ширинку расстёгивать.

Смотрите также: