Среди тех, кто остался здесь и после освобождения родного города, была Эльвира КАПТАРЕНКО, студентка филологического факультета ЛГУ. Свой блокадный дневник она начала вести летом 1941 года. Ей тогда было всего 19.
26 июня. Четыре дня как объявлена война. Ходила сдавать «Грецию и Рим». Получила пять. Но это необычная пятерка, потому что она получена во время войны!.. В окошко увидела в голубом небе вражеский самолет. И даже не поверила этому. Война — пока я плохо представляю себе, что это такое…
30 августа. Путь отрезан, больше эшелоны не идут из Ленинграда. Я восстановилась в университете, вступила в боевую дружину! Начало занятий 4 сентября.
1 сентября. Ленинград в блокаде! Так написано на наших плакатах! Исчезла грань между городом и фронтом. Конечно, фрицы никогда не войдут в наш город, мы умрем, но не сдадимся!
7 ноября. И все-таки сегодня праздник! Пускай нет у нас демонстрации, улицы не разукрашены празднично, но все равно праздник! Вчера занимались в одной из аудиторий. Вдруг чувствую — над нами бомба! Потом взрыв, толчок, обдало воздухом, отбросило к нише. Я бросилась вверх по лестнице, ожидая, что вот-вот повалятся кирпичи. Но бомба накрыла соседний флигель.
1 января. С Новым годом! Очень здорово мы встретили — зажгли сразу четыре свечи, которые я сама делаю. Давно у нас не было так светло! В магазинах давали по карточкам виноградное вино. Мы выпили за победу, за здоровье, которое у меня быстро убывает. Жаль, что на закуску только 125 граммов хлеба.
23 января. Мороз -24… Я уже пять дней выходила только за хлебом и водой. Меня шатает, как после долгого лежания в постели. Вглядываюсь в лица прохожих — желтые, худые, со следами грязи от коптилок, еле плетутся, закутанные в одеяла и грязные лохмотья. Люди умирают в огромных количествах. Покойники целыми неделями лежат в квартирах… Мы все ждем хлебной добавки. На 125 граммов мы как-то жили, хотя чаще всего это был не хлеб, а какой-то черный липкий комок. Умирать, конечно, не хочется, но, видимо, придется… Мы все мертвецы в мертвом городе… Мы хотим есть, есть, есть. Но у нас ничего нет. Мы хотим жить!
3 февраля. Силы тают с каждым днем. С 23 января из наших близких знакомых умерло четверо — четыре человека погибли от истощения! Из них одному нет и тридцати лет — это наш сосед по квартире Костя. А сколько умерло еще? Мы не знаем, потому что никогда не ходим. У нас на Красной улице вот уже несколько дней валяется девочка. Все идут мимо, не обращая внимания, а я все смотрю. Лица не видно, лежит на боку, волосы русые растрепаны и запорошены снегом, голые коленки торчат косточками. Мне ее очень жалко. Она чуть-чуть моложе меня.
За водой приходится ходить на Неву: спустишься с берега, черпнешь из проруби и тащишь ведро, часто-часто останавливаясь… С 26 января начались затруднения с хлебом. На улице был мороз 32 градуса, я много часов стояла в очереди, но не получила. 29-го стояла 12 часов без перерыва на Васильевском острове — хлеб не привезли.
8 февраля. За «Основы» получила пять. В коридоре литфака лежал кто-то из умерших преподавателей, а у печи умирал преподаватель немецкого языка. Доцент по «Основам» была совсем распухшей. После того как она вывела мне «отлично», я сказала: гораздо больше было бы пользы, если бы меня отправили на лесозаготовки. Она очень внимательно посмотрела на меня, и я внутренне содрогнулась. Я поняла, что она доживает последние дни. «Смотрите, — сказала она, — кругом смерть, сколько учителей гибнет! Теперь на вас вся надежда, вы будете учить ребят. Вы получили пять — вы победили!»
30 марта. 25 марта папа пошел на завод и до сих пор не вернулся. Сначала это как-то не дошло до меня. Нервы стали слишком бесчувственными. Только вчера я первый раз заплакала. Дошло. Я почувствовала что папа (именно папа, а не кто-либо иной) умер! Я почувствовала, что осталась без папы!
1 апреля. Сегодня работала по очистке улиц от снега. Раз Ленинград начал очищать улицы, значит, мы оживаем! Я задыхалась: лед колоть надо толстый, лом и кирка кажутся орудиями для великанов в моих ослабевших руках. Смотрела на студентов: как заметна разница между теми, кто имеет какое-то питание помимо карточек, и теми, у кого ничего больше нет. Обидно, что тот, кто украл, обманул — остался человеком в старом понимании.
12 апреля. Сидим в вагоне. Все случилось совершенно неожиданно. Мы собирались эвакуироваться с 5 апреля, 9-го сдали карточки, два дня сидели без хлеба. Ползли слухи, что по Ладоге не проехать. 12-го утром неожиданно приехала машина, а у нас ничего не сложено. В полчаса напихали то, что успели. Держим путь в Новосибирск. Жалко ли мне Ленинград? Конечно. Но так надо — уехать. Врач сказала, что у меня началась дистрофия сердца, хоть бы она ошиблась!
Кстати: Эльвира Каптаренко так и не вернулась в Ленинград. Она осталась в Новосибирске, завершила образование, много лет работала преподавателем русского языка и литературы. Ушла из жизни в 2003 году в возрасте 80 лет.