Волонтёрское движение ширится и растёт – как по всей России, так и в Новосибирской области. Всё больше людей берутся бескорыстно помогать другим. А кто поможет самим волонтёрам?
Уже на пенсии Татьяна Александровна узнала, что добровольческое движение в России возрождается, и пошла в «серебряные» волонтёры. Правда, недавно с ней первый раз в жизни случился инцидент – пошла помочь одинокому инвалиду, а он – пьяный, принялся оскорблять и угрожать. «Неприятно, конечно, – говорит женщина. – Но я всё равно буду помогать людям и стараться делать добрые дела. Ведь нас – советских – так воспитали». А вот молодёжь после такого может и разочароваться в добровольчестве.
Дилетантство недопустимо
В Новосибирске волонтёры занимаются донорством, помогают инвалидам, оказывают поддержку людям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации, ищут пропавших детей, решают вопросы экологии и выполняют очень много других важных дел. Но, как подчёркивают организаторы волонтёрского движения, в добровольчестве нельзя допускать дилетантства.
Летом этого года, когда в Сибири страшно горели леса, довелось услышать досадное выказывание представителя пожарной охраны из Красноярска: дескать, добровольцы, вызвавшиеся тушить горящую тайгу, приезжают на пожар в кроссовках, что делать – толком не знают, и профессиональным пожарным приходится отвлекаться на то, чтобы следить, как бы с этим молодыми людьми ничего не случилось.
Руководитель волонтёрского корпуса Новосибирской области Анна Шубина чётко расставила точки над «i». Волонтёры, состоящие в официальных волонтёрских движениях, проходят специальное обучение и получают чёткие инструкции насчёт того, где добровольная помощь нужна, а где она неуместна. Конечно, есть и неофициальные добровольцы, которые организуют свои сообщества через соцсети или на основе личных знакомств, нигде официально не регистрируются. Но это уже, как говорится, другая история.
В чём корысть?
Отношение к волонтёрам в обществе – неоднозначное. Некоторые не верят в их бескорыстие.
«Ну, конечно, у нас есть корыстный интерес, – признаётся волонтёр Константин Васильев. – Я этим летом в качестве волонтёра попал в Тигирекский заповедник на Горном Алтае. Мы помогали сотрудникам заповедника устанавливать и обслуживать фотоловушки. Видел ирбисов в дикой природе. Турпоездка в эти края мне не по карману. А в статусе добровольца я побывал в заповедных местах совершенно бесплатно».
Волонтёр Вероника Островская каждый год в сентябре ездит на Байкал – тоже бесплатно. Добровольцы со всей страны съезжаются к великому сибирскому озеру, чтобы убрать мусор, который туристы оставляют на берегах в течение летнего сезона. Акция, организованная крупной ресурсодобывающей компанией, длится уже несколько лет. Поначалу кучи мусора на берегах Байкала были видны из космоса. Сейчас берега стали значительно чище.
Волонтёры, конечно, получают вознаграждение за свой труд – в виде бесплатной доставки к месту акции, в которой они участвуют. Организаторы также обеспечивают жильём, питанием и спецодеждой людей, которые согласились работать бесплатно. «Если к вам приходит человек, говорит, что он волонтёр, а потом заявляет, что вы должны ему заплатить, – это не волонтёр, это мошенник», – поясняет Анна Шубина.
Волонтёрами, как говорят они сами, движет не стремление заработать денег, а желание побывать тем, где никогда не был, познакомиться с новыми людьми, узнать что-то интересное.
Некоторые скептики опасаются, что развитие волонтёрского движения со временем приведёт к тому, что государство негласно устранится от социальных функций, передав их добровольцам. Поэтому простым гражданам вряд ли стоит подменять собой социальных работников, медиков, психологов и, тем более, пожарных или полицию.
Тем не менее в такой сфере, как, например, донорство, без добровольцев не обойтись никак. Лидер волонтёрского движения, объединяющего доноров костного мозга, Екатерина Кузнецова говорит, что только в 30% случаев донором костного мозга для больного лейкозом ребёнка может стать родственник. В остальных 70% требуется донорский материал чужого человека. При этом в 80% случаев после пересадки костного мозга больной лейкозом выздоравливает. «В США банк доноров костного мозга насчитывает 9 млн человек. В Германии – 5 млн. В России в реестре доноров – всего 100 тыс. человек. Это очень мало», – говорит Екатерина Кузнецова.
Моральный долг
Руководитель Новосибирского бюро Российского фонда помощи «Русфонд» Екатерина Кузнецова:
– Я недавно была до глубины души потрясена и обрадована одним случаем. Пришла в медучреждение сдавать кровь. Вместе со мной в кабинет доноров вошла красивая девушка. Мы разговорились. Я спросила, что привело её, ведь сдача крови – не спа-процедура.
Как оказалось, она давно хотела стать донором, чувствовала потребность в том, чтобы делать что-то для людей. Но сдавать кровь могут только совершеннолетние. «Сегодня у меня день рождения – мне исполнилось восемнадцать, и я поздравила сама себя – я сделала это», – сказала девушка.
Мы работаем и рассказываем о том, что многие из нас, пройдя процедуру сдачи крови, могут спасти чью-то жизнь. Люди приходят и интересуются. По сведениям Сибирского регистра доноров – за год нашими добровольцами, потенциальными донорами, стали более 3 тысяч человек по Сибири. Эти люди – я ими горжусь – они сознательные, они живут осмысленно. Мы проводили соцопрос: кто становится нашими волонтёрами? Десятки людей участвовали. Вот их мотивация: меня так воспитали, я за всех переживаю, это мой моральный долг, я хочу сделать что-то важное в жизни…
Образ добровольца
Руководитель волонтёрского корпуса Новосибирской области Анна Шубина:
– В обществе есть проблема образа добровольца. Многие считают, что это исключительно молодой человек, который где-то учится, а в свободное от учёбы время развлекается тем, что что-то делает: убирает мусор, помогает инвалидам… Это не совсем так. У нас много добровольцев, которым изрядно за 30 и которые вкладывают в добровольчество доходы от своего бизнеса. Прозвучал вопрос подготовки добровольцев. Мы уделяем этому большое внимание, потому что если ты хочешь стать добровольцем-поисковиком, ты как минимум не должен сам потеряться. Если работаешь с больными детьми, должен иметь представление о медицине, о психологии. Поэтому в проекте «Больничные клоуны» добровольцы – студенты-медики. Когда наши добровольцы сопровождают «Бессмертный полк», они получают чёткие инструкции, как действовать, если кому-то в колонне станет плохо.
Обидеть – очень просто
Председатель комитета по делам молодёжи мэрии Новосибирска Ирина Соловьева:
– Важно людям говорить «спасибо». Обидеть человека, который делает добро, очень просто. Нужно очень бережно относиться к волонтёрам, чтобы не сломать хрупкую мотивацию, которая ими движет. К сожалению, порой к добровольцам в обществе потребительское отношение. Иногда бывает так: зовёт к себе какой-нибудь руководитель и говорит: «Мне нужно завтра 200 волонтёров». Мы в последнее время стараемся не работать вот так – «по щелчку». Во-первых, потому что волонтёрам нужно обеспечивать безопасность. Мы добились, чтобы волонтёров, чья деятельность связана с посещением жилья – перепись населения, например, сопровождали сотрудники полиции, потому что неизвестно, что за люди в квартире, куда идёт волонтёр. Во-вторых, мы не участвуем в массовых акциях, когда волонтёров используют для того, чтобы создать видимость интереса к событию. Всё-таки предназначение добровольцев – в другом.
Регион добрых дел
Количество участников волонтёрских движений в Новосибирской области превышает 15 000 человек. За прошедший год волонтёры участвовали более чем в 200 мероприятиях. Второй раз подряд Новосибирская область стала победителем общероссийского конкурса «Регион добрых дел».
В 2019 году новосибирские волонтёры приняли участие в двух международных проектах: мировом чемпионате по профессиональному мастерству по стандартам WorldSkills в Казани и XXIX Всемирной зимней универсиаде в 2019 году в Красноярске.
Самому юному волонтёру – 13 лет, самому возрастному – 74 года.
Смотрите также:
- Дело сердца, время души: ради чего работают поисковики-добровольцы? →
- Не проходите мимо: как новосибирские волонтеры спасли пенсионера →
- Роковые 3 и 30 лет: психолог о возрастных кризисах →