Главный инфекционист Новосибирской области и главный врач инфекционной больницы №1 Лариса Позднякова в беседе с журналистом «АиФ-Новосибирск» сравнила все пять волн коронавируса и предположила, какими будут следующие. Также она рассказала, как за два года пандемии изменились пациенты, настроение врачей, схемы лечения и обстановка в красной зоне.
Самая тяжёлая волна
– Лариса Леонидовна, как главный врач, расскажите, чем отличается пятая волна коронавируса от предыдущих волн? Как вы это почувствовали в больнице?
– Действительно, все волны отличаются друг от друга. Как по эпидемиологическому развитию ситуации, так и по клинической картине. А также, естественно, по подходам к лечению. Четвертая была, наверное, самой тяжелой. Она превысила все предыдущие волны по количеству больных и уровню тяжести, увеличила число летальных исходов.
В пятую волну стало меньше больных, поступающих в стационар. При омикроне заболевание протекает в более лёгкой форме. Оно напоминает респираторно-вирусную инфекцию, к которой мы привыкли. Больных больше, но это амбулаторные пациенты. Они наблюдались на участке, быстро поправлялись и избегали осложнений.
Если люди и поступали, то уже не с такими тяжелыми пневмониями. Больные не попадали в отделение реанимации, не заканчивали летальным исходом.
– Какой процент привитых сейчас среди пациентов стационара?
– Сегодня в основном все-таки «гости» стационара – это люди не вакцинированные. Привитых у нас 5-7% и они переносят легкие формы заболевания. Это пневмонии, которые заканчиваются одним очагом. Тот факт, что вакцина меньше защищает от омикрона, значительно не повлиял на эту статистику, поскольку, как я уже сказала, многие сейчас лечатся амбулаторно.
Дельта продолжает убивать
- С каким штаммом всё-таки сейчас попадают пациенты в стационар?
– В основном это тяжелые пациенты, часто с дельта-штаммом, который пока ещё циркулирует. Их сразу видно, они резко отличаются от тех, кто с омикроном. Эти люди нуждаются в кислородной поддержке. И, к сожалению, сегодня именно они создают статистику по летальных исходам.
– То есть с дельтой поступает еще много пациентов и пока это большая проблема?
– Да. Есть большая категория людей с хроническими болезнями, значительная группа онкологических, гематологических больных, пациентов с поражениями сердца, легких. Они не вакцинируются из-за противопоказаний по тяжелым сопутствующим заболеваниям. Боятся: вдруг вакцинация усугубит их состояние. Но именно они, к сожалению, становятся пациентами стационаров и попадают в реанимацию. В пандемию переболеют абсолютно все. Вопрос: кто как? Кто-то легко, кто-то тяжело, а кто-то закончит летальным исходом. Но вирус коснётся каждого.
Пик пандемии пройден?
– Как думаете, много осталось еще людей, которые не болели коронавирусом?
– Думаю, немного. Ведущие вирусологи и инфекционисты прогнозируют восемь волн пандемии. На самом деле, конечно, никто не знает их количества. Но все подобные процессы имеют цикличность. Это как медведи, которые из века в век, сотни лет засыпают зимой и просыпаются весной.
Мы считаем, что пик пандемии прошёл в четвёртую волну. Пиком считается период, когда вирус особенно агрессивен и поражает большое количество людей очень тяжелыми формами, при этом высока летальность. Сейчас идет на ослабление этот процесс, но контагиозность вируса [контагиозность - свойство инфекционных болезней передаваться от больных организмов здоровым, - прим. авт.] вырастает. Со временем он будет снижать напор и встраиваться в популяцию, как, например, новый штамм гриппа. Волны ещё будут, но более низкие, с меньшей заболеваемостью.
– Что происходит, когда пациент поступает в стационар с коронавирусом в тяжелом состоянии? Какая первая помощь ему оказывается, какие обследования он проходит?
– В приёмный покой он может попасть самостоятельно или приехать на скорой. Тяжёлых обычно привозит сразу врач, и медсестра оценивает ситуацию. Самое главное – понять, нуждается ли пациент в кислородной подушке. Есть ли у него одышка, может ли он дышать самостоятельно, насколько ему тяжело? При необходимости его обеспечивают кислородом. Затем измеряют температуру, давление, сатурацию. Если пациенту дали кислород, а насыщение крови им всё равно меньше 91%, человек рискует попасть в отделение реанимации и интенсивной терапии.
Дальше – стандартные исследования. Компьютерная томография или рентген легких, общий анализ крови для оценки уровня воспалительных реакций, нужны все показатели, позволяющие определить, насколько острый идёт процесс, есть ли предпосылки к цитокиновой реакции, хорошо ли работает свертывающая система, поскольку есть риски тромбозов. Затем - биохимический развернутый анализ, показатели печени, поджелудочной железы, почек. Это достаточно большой и затратный комплекс обследований.
Схема лечения менялась 14 раз
– Пандемия уже два года идет, изменилась ли за это время схема лечения коронавируса?
– Изменилась, и достаточно серьезно. Сначала это для всего мира была новая инфекция. Поэтому просто с колес шли наработки. С приобретением опыта появлялись препараты, что-то отметалось, как неэффективное, что-то внедрялось. И мы всего за два года уже имеем 14-е клинические рекомендации по диагностике и лечению этого заболевания! У нас есть несколько классов препаратов, которых не было ещё в первую волну. Появились лекарства, которые действуют именно на коронавирусную инфекцию. Сначала в таблетированной форме, потом для внутривенного введения.
Изменились и схемы, и подходы. Мы не можем сказать, что на 100% найдены средства, которые одинаково помогают всем, ведь люди разные. Но у нас в арсенале самые современные препараты.
– Изменились ли санитарные требования в больнице по сравнению с началом пандемии?
– Вы знаете, для больницы инфекционного профиля режим всегда одинаков. Мы всегда работали в масках и перчатках. Единственное, корректируем время работы в защитных костюмах. Ситуация поменялась, они отходят на другой план. Но когда мы работаем с пациентами, мы используем дезинфицирующие средства, обрабатываем руки, одежду, обувь.
«Переживают за каждого пациента»
– Изменился ли психологический настрой пациентов и врачей? Вначале ведь страшнее было всем: новая инфекция, и непонятно, как лечить.
– Я думаю, напряжение спало в обществе, а не в больнице. Человеческая память так устроена: мы забываем всё тяжелое и плохое. И это правильно, потому что иначе невозможно жить. Все-таки тяжелых больных стало меньше. И многие успокоились, вспомнили, что люди всегда болели респираторными инфекциями, и в этом нет ничего особенного.
А вот для врачей почти ничего не поменялось. В больнице сосредотачиваются преимущественно тяжелые или среднетяжелые пациенты. Для нас они остались такими же, какими были. Мы можем сделать всё возможное, но всё равно не знаем, как будет развиваться заболевание, поправится ли человек.
Каждый тяжёлый пациент как непрочитанная книга. Это всегда новая история, сколько бы людей мы не пролечили – хоть 100, хоть 1000. С каждым человеком проходишь все этапы болезни.
Можно по-разному относиться к врачам. Но люди, которые самоотверженно трудятся, честно отдают профессиональный долг и свои знания, очень переживают за каждого пациента. Каждый летальный исход врач пропускает через себя, даже если скончался чужой человек. Ты лечил его, применял все свои профессиональные знания, делал всё, что мог, и, к сожалению, так закончилось. Поэтому врачи нередко страдают очень тяжёлым профессиональным выгоранием.
«Столько горя видишь каждый день!»
– Сейчас выгорание чаще встречаются среди врачей в связи с пандемией?
– Безусловно. Люди в таком режиме работают два года! Многие не могли отгулять свои отпуска, многие сами болеют. К сожалению, среди медицинского персонала были летальные исходы. Одни выходят из строя, другие должны встать на их место. Мы же не можем не оказывать помощь. А нагрузки колоссальные.
Столько горя видишь каждый день! Конечно, это влияет на микроклимат, на психику людей. Но надо и понимать, в какой профессии работаешь. Медики тренированы к стрессам также, как спортсмены к нагрузкам. И всё же остаются живыми людьми.
Нельзя не упомянуть, что в первую, вторую, третью и четвёртую волны очень хорошую поддержку оказала общественность. Кто-то возил врачей на выезды, потому что не хватало автомобилей для перевозки тяжелых больных. Кто-то привозил чай, кофе на дежурство медикам, которые сутками работают, не выходя из больницы.
Была и помощь от государства. За два года медучреждения укомплектовались тяжелой аппаратурой для реанимации, компьютерными томографами, цифровыми рентгенами, рентгенологическими аппаратами, дыхательной аппаратурой для реанимации, медикаментами. Думаю, поэтому новосибирская медицина и медицина в целом, по моему мнению, достойно выходит из этой непростой ситуации.
А людям нужны прогнозы?
– Как вы считаете, нужна ли отдельная вакцина для омикрона?
– Нет. У нас же одна вакцина от гриппа, хотя его разновидностей очень много. Он мутирует, но не меняется сам геном внутри. А вакцина создана под саму геномную составляющую - сердцевину вируса. Создание нового препарата - это изыски. Можно сделать все, что угодно, но найдет ли это потом практическое применение – вопрос.
– СМИ часто просят учёных комментировать ход пандемии, давать прогнозы, высказывать предположения. Как считаете, это информирует людей или больше их пугает, вносит смуту? По вашему мнению, нужны такие комментарии?
– Давать прогнозы – занятие неблагодарное. Когда началась пандемия, мы не думали, что всё так затянется. Но опять же, так устроен человеческий мозг: мы что-то ищем, изучаем и строим прогнозы. Существуют даже математические модели развития коронавирусной инфекции. От этого никуда не деться. И каждый всё-таки имеет право на свою точку зрения.
Я считаю, людям в первую очередь нужна информация о безопасности. Прогнозы будут в любом случае, но бояться их не нужно. Надо просто чётко определиться, что сделать, как обезопасить себя и близких. А если это коснулось человека, он должен знать, куда позвонить, куда пойти, какие принять меры. Вот та информированность, которая сегодня должна быть.
И ещё важно, чтобы люди понимали, как им разумней поступить. Сейчас многие не пользуются бесплатной вакцинацией, а потом приезжают в тяжелом состоянии. Препараты сегодня недешёвые. Одна инъекция может стоить 60-120 тыс. рублей. А представьте, во сколько обходится курс лечения в реанимации! Конечно, пациент за это не платит. Но хочется спросить: «Почему ты не воспользовался возможностью поставить вакцину бесплатно? Ты не приехал бы сюда, не испытывал бы столько страданий и боли».
– И последний вопрос. У нас министр здравоохранения Константин Хальзов и губернатор Андрей Травников недавно переболели коронавирусом. По неделе работали из дома и закрыли больничные. И подобным образом поступили многие новосибирцы. Не опасен ли такой ранний выход из больничного для собственного здоровья и окружающих?
– Здесь всё просто. Если ПЦР-мазок отрицательный и ничего не беспокоит, зачем сидеть дома? Если он положительный, а симптомов нет, значит, это лёгкая форма заболевания, которая не вызовет осложнений. Такое может быть при омикроне. Вспомните: до коронавируса люди ехали на работу с насморком и чуть-чуть сиплым голосом, и ни для кого это не было проблемой. Когда заболевание лёгкое, а через 5-7-10 дней ПЦР отрицательный, можно выходить в люди. Человек уже не опасен для окружающих и не вредит своему здоровью.
