Детство Марии Сергеевой прошло в Усть-Таркском районе НСО. Она окончила 4-й класс, когда началась великая отечественная война.
Мария Никитична вспоминает: «Хорошо помню то лето 41-го года. В нашей деревеньке было всего три улицы, и из каждого дома раздавался плач. Мы, детвора, участвовали в проводах почти всех мужчин, которых отправляли на фронт. Жёны, матери и дети обнимали их и плакали – как будто знали, что больше не увидятся. Похоронки вскоре стали приходить одна за другой, почти все семьи осиротели.
Больше, чем кормилица
В 42-м году на фронт забрали и моего отца. У мамы осталось четверо детей да свёкор-инвалид на печи, за которым тоже требовался уход. Мама стала работать день и ночь: на заре отправлялась на ферму доить коров, а ночью посменно работала сторожем.
Вся домашняя работа была на нас, детях, – мы и огород поливали, и траву для скотины заготавливали, и тяжёлые вёдра с водой носили.
Помощницей у нас была наша корова, которую мы звали Катькой. В те годы лошадей в деревне было мало, поэтому вместо них в повозки часто запрягали бурёнок, а в плуг – быков. Вот и наша Катька тоже без дела не осталась.
Младший брат, 10-летний Шурик, летом косил траву у реки. Сено мы складывали в копны, подсушивали и на телеге с коровой перевозили домой. Осенью, когда пришла пора заготовки дров, мы с братом снова взяли Катьку за поводья и отправились в лес. Однако лесорубы из нас с Шуриком получились ещё те. Пила выскальзывала из моих детских рук и упрямо не хотела одолеть даже тонкую берёзку. Шурка старался, но этого было недостаточно. И вскоре брат не выдержал – отошёл в сторону, сел на пенёк и заплакал. Тогда я взяла топор и с силой стала бить им по дереву. Кое-как берёза всё-таки накренилась, заскрипела и упала вниз. «Добычу» мы погрузили в телегу, и Катька повезла наши дрова домой.
Из поваров - в почтальоны
В 43-м году, когда мне было 14 лет, я уже наравне со взрослыми отправилась работать в соседний колхоз. Там трудились все мои подруги, и я не хотела от них отставать. Вместе с одной из подружек мы боронили поле на огромном быке. Одна вела его за повод, другая погоняла палкой. Помню, лето выдалось жаркое и насекомые роем налетали на нашего «пахаря». Бык мотал огромной головой из стороны в сторону и не хотел идти ровно по полю. Мы то смеялись, то плакали, но не бросали работу.
А осенью все вместе мы, подростки и женщины, косили траву. К вечеру руки просто гудели. Несколько месяцев напряжённой работы – и я не выдержала, стала сильно уставать, болели руки и ноги. Когда я совсем обессилела, бригадир перевёл меня на другую работу. Так я стала поваром – кашеварила на всю бригаду, которая трудилась от рассвета до темна в поле.
Помню, утром все ещё спят в палатках, а я босиком бегу по росе на кухню. Готовила в котле картошку, а на десерт в лесу собирали ягоды. В военные годы на опушках их было на удивление много. Природа кормила нас и помогала пережить трудное время.
А в 44 году мне доверили возить почту из одного села в другое. Расстояние между деревнями было небольшое – 8 км, но в мороз и вьюгу дорога мне, 15-летней девчушке, казалась долгой и трудной.
Тяжело было не только мне, но и лошади – к весне сено заканчивалось, а овса и вовсе не осталось. Нечем стало кормить и корову. Отправила меня мать к председателю колхоза за сеном. Однако помочь он нам отказался и просто вытолкнул меня за дверь. Повернула я сани домой, а лошадь моя уже еле сани тянет, не выдержала и, обессиленная, упала между оглоблями. Кое-как я её распрягла, привязала за поводья и побежала за подмогой к матери – до деревни оставалось 2 км.
Вместе мы попытались запрячь лошадь снова, но она еле перебирала ногами, и мы решили не мучить бедное животное и дотянули телегу до дома сами, вместе с мамой, а конь плёлся тихонько сзади. Трудное это было время – тяжело пришлось и женщинам, и детям, и даже скотине. Но мы не сдавались и выполняли любую работу, насколько хватало сил».