Автор «Тотального диктанта-2019» Павел Басинский побывал на родине акции, ставшей поистине международной, и поговорил с корреспондентом «АиФ-Новосибирск» о грамотности современной молодежи.
А вы говорите – герои…
Корреспондент «АиФ-Новосибирск» Юрий Татарченко: Как вам кажется, вы написали трудный текст?
Писатель Павел Басинский: Увидите… (улыбается). По правилам в нём должно быть определённое количество сложных предложений, а также грамматических и синтаксических «ловушек». Их предстояло равномерно распределить по 4 частям текста. К работе подключался Институт русского языка РАН и новосибирские филологи.
Идею сделать диктант с детективной начинкой предложила руководитель проекта Ольга Ребковец. На предложение стать автором диктанта я тут же согласился. Хотя ответственность – колоссальная. Одно дело, когда ты написал неудачную книгу – ничего страшного, напишешь хорошую новую. А диктант – территория далеко не твоей личной свободы, это не повод для авторского самовыражения.
– Как думаете, в будущем безграмотность будет только прогрессировать или положение можно каким-то образом выправить?
– Трудно сказать… Хорошо, что возник Тотальный диктант, работающий на ниве просвещения, – когда любой желающий может проверить свою грамотность. Кому-то станет стыдно за плохую оценку – и человек задумается, какие меры ему можно принять.
– Кто сегодня герой нашего времени?
– Это очень трудно понять. Расскажу одну короткую историю. Незадолго до своей смерти бабушка передала мне, старшекласснику, 14 дедушкиных писем. Дед воевал в Крыму, погиб 9 мая 1942 года. Я их не прочёл – у подростков другие интересы. Вернулся к ним в 2015 году, когда мне было уже за 50. Прочёл – и, совершенно потрясённый, написал о своём деде эссе «Местонахождение неизвестно». Для меня мой дед – самый настоящий герой.
Если же героями нашего времени считать тех, о ком без умолку говорят, чьё имя у всех на слуху, – то это, безусловно, Сталин. Ну, и президент России, разумеется.
Интересное время сейчас, конечно. Однажды я спросил у Леонида Юзефовича: «Чем отличается империя от демократии?» – «В империи всем до всего есть дело! А при демократии – наоборот, никому ни до чего». А вы говорите – герои…
Приятно, что тебя увековечили
– Вы довольно редкий гость за пределами столицы...
– Да уж, между Быковым и Прилепиным словно кошка пробежала. А у вас были какие-то подобные размолвки – с учётом того, что вы и писатель, и критик?
– Будучи критиком, старался дистанцироваться от авторов. В этом проблема критика – ему трудно с кем-либо дружить. Потому что будет очень непросто честно писать о творчестве хорошего знакомого. А сейчас у меня друзей-писателей много – так что, сами понимаете…
– Писать стали меньше?
– В том числе. Но и воинственности в наших рядах поубавилось. Вообще, прошли те времена, когда писатели дрались в ЦДЛ…
– Помнится, с вами сводили счёты Пелевин и Сорокин, выставляя вас пародийными персонажами в своих книгах…
– Было дело! (смеётся). Оба подвергли меня мучительной казни: Пелевин в романе «Generation П» критика Бисинского утопил в дерьме, а Сорокин в повести «День опричника» иностранного засланца Павло Басиню отправил на дыбу… И всё равно приятно, что тебя увековечили в отечественной художественной литературе – а уж обижаться на это и вовсе не приходило в голову.
– Ваша первая книга о Толстом вышла к столетию смерти писателя – специально подгадали?
– И в мыслях не было! И вообще, книгу «Лев Толстой: Бегство из рая» не знал, как начать. С другой стороны, когда не знаешь, что пишешь, самому интересно. А потом и читателям. Закончив работу, я вовсе не был уверен, что книгу издадут, – пока не получил одобрения Елены Шубиной, руководившей тогда редакцией «Современной русской прозы» в издательстве АСТ.
Первый вариант названия книги был «Беглец». Но вскоре выяснилось: только что с таким заголовком вышел роман Кабакова. Предложил издателям вариант «Бегство из рая», к которому добавили имя и фамилию главного героя книги.
Толчком к написанию «Бегства из рая» послужил двухтомник дневников Софьи Андреевны. Признаться, они очень сильно бьют по мозгам. Это, пожалуй, сильнейшие женские мемуары. К слову, не предполагал, что 90% современной российской читательской аудитории – женщины.
– Вы говорите, что биограф – не литературовед. Выходит, Быков не справился в случае с Пастернаком? А книга очень нравится – и не только вам…
– Пастернак – особая статья. У него была не очень богатая биография. С другой стороны, он предельно лирический поэт, и его биография – в его стихах. Конечно же, когда пишешь о поэте, миновать стихи невозможно. Я же в своём утверждении имел в виду прозаиков. Меня этому правилу научил Дональд Рейфилд, автор книги о Чехове. Его многие ругали за то, что он написал о Чехове-человеке, не разбирая его художественных произведений. Исследование Рейфилда – про отношения Чехова с родителями, братом, сестрой, как он, работая на свою семью, тяжело жил. И действительно, читая это, понимаешь Чехова лучше – если сравнивать с информацией, полученной от очередного разбора «Дамы с собачкой». Я сам могу разобрать этот текст! Он про невозможность разводов в царской России – а совсем не про адюльтер, как принято считать.
Поэзия критики
– В эссе «Демон критики» в сборнике «Как мы пишем» вы заявляете, что критика ближе к поэзии, чем к прозе. Почему?
– Поясню, что имею в виду. Поэзия может быть без стихов, а стихи без поэзии. На это в своё время обратил внимание Вадим Кожинов, который разводит два понятия в книге «Стихи и поэзия». Есть поэзия ветра, бури, первой любви – а есть стихи, грамотно сделанные, в которых ни грамма поэзии. Так вот, в свою очередь я считаю, что есть как критика без статьи, так и статьи без критики. Критика – определённый тип высказывания. На мой взгляд, ей следует быть разрушительной, а не созидательной. А объект критики должен устоять, если он что-то из себя представляет.
– А возможен ли новый Белинский? Или это наивный вопрос?
– Белинский заложил фундаментальные основы эстетичности русской литературы. Именно он назвал Пушкина и Гоголя гениями. Он был идеологом и пропагандистом. До последнего времени наша критика была больше, чем критика. Статья Чернышевского «Русский человек на рандеву» про тургеневскую повесть «Ася» стала поводом заявить о невозможности сохранения крепостного права.