Это революционное явление вошло в историю страны как «продразвёрстка». Специальным постановлением Совнаркома от 13 августа 1920 года «Об изъятии хлебных излишков в Сибири» было принято решение о милитаризации продовольственных органов на всей территории за Уралом, поскольку было понятно, что просто так свой хлеб сибиряки голодающим рабочим не отдадут.
Вырастил хлеб – отдай его
В том, что Сибирь стала хлебным донором страны, отчасти виноваты сами сибиряки. С установлением советской власти в 1917 году и до начала Гражданской войны мешочники из Сибири заполонили Москву и Петроград, выменивая продукты на вещи. Поэтому, когда Советы победили, но страну от голода не избавили (сюда добавились неурожайные годы), взоры кремлёвских комиссаров обратились к сибирским «палестинам», где хлеб был и за него не надо было платить, если изъятие зерна планировалось производить под военным нажимом.
Объём безвозмездно изымаемого хлеба Кремль запланировал для Сибири в размере 110 млн пудов. Эта хлебная продразвёрстка, исполняемая как боевой приказ, была распределена по губерниям в таком порядке: Омская – 35 млн пудов, Алтайская – 31, Томская – 19 и т. д. Первыми в сёла пошли партийные агитаторы, убеждавшие крестьян по-хорошему и в рамках революционной сознательности отдать хлеб голодающим рабочим Центра. Всего по Сибири курсировало 730 таких продработников. В деревни агитаторы приходили с пачками газет для раздачи неграмотным крестьянам, вещали о «неделях крестьянина», когда будет оказана помощь в уборке урожая по продразвёрстке, лгали о последующей поставке в деревни семян, сельхозмашин, лошадей.
Картина хлебосдачи выглядела пёстрой. Одни крестьяне не роптали, а даже перевыполняли норму. Если хлебороб Палмоков из посёлка Нижегородского Новониколаевского уезда сдал 100% развёрстки, то Ливанский Платон и братья Полинские из Новоярославки – 120, Федин – 125, Ларченков – 145. Рекорд поставила жительница томского села Кусково Галактионова Мария, выполнившая 150% возложенной на нее «пролетарской» дани. Но многие крестьяне хлеб утаивали, затягивали его сдачу в приёмные пункты – тянули, как тогда говорили, «волынку».
Продотряд – ружья в ряд!
Всех «волынщиков» сразу записывали в кулацкие элементы. Там, где хлебосдача хромала, считалось, что «кулаки поднимают голову». В деревне Мальцевке Варюхинской волости весь ревком состоял из кулаков, которые переводили продразвёрсточное зерно через большой самогонный завод.
На борьбу с волынщиками выступили продотряды и обмолоточные отряды. Разница в названиях обусловливалась образом действия: обмолоточные являлись на нивы и, невзирая на крики хозяев, убирали и увозили хлеб. А продотряды грабили амбары, уже наполненные зерном. Помимо этого, они требовали с крестьян пропитание на 27–35 человек (такова была численность отрядов) и самогон. Вооружённые чужаки чувствовали себя хозяевами во всём: помимо грабежей, они насиловали женщин и пороли шомполами ярых волынщиков.
Под таким нажимом хлеб снова потёк в госприёмку. Но этого оказалось мало. Для лучшего нажима власти привлекли военных. В Новониколаевском уезде выколачиванием продразвёрсток озадачили 26-ю и 36-ю пехотные дивизии, кавбатальон губчека и даже бронепоезд. Военные отмечали в своих отчётах, что «в обстановке бабьих слёз и других кулацких козней» красноармейцы, сами набранные из деревень, разлагаются.
В архивах сохранилось секретное донесение из штаба 26-й дивизии о том, что при сборе хлеба в деревнях Тальменской и Морозово крестьяне выставляют на охрану амбаров малолетних детей «под наши пулемёты с криком «Лучше убейте, хлеба не дадим!». Данные два залпа вверх никакого влияния не оказали. А инициатору продразвёрстки Ленину поступило донесение из Сибири о массовых оцеплениях амбаров женщинами с детьми. Стрельба из пулемётов поверх голов их тоже не пугала. Крестьяне разбирали госамбары и растаскивали зерно. Дальнейший вооружённый нажим мог вызвать народное восстание, а в войсках уверенности не было.
Недоимки записали в долг
К чести новониколаевских партфункционеров, некоторые из них встали на защиту сельских жителей уезда. Сохранилось гневное многостраничное выступление одного из хороших нажимщиков – томского губпродкомиссара Денисова, который специально приехал в наш город, чтобы разобраться с волынками в руководстве и на местах. Такие новониколаевские должностные лица, как Вовченко, Русалев, Зиссерман, Косарев, Полуэктов, не поддались на призывы Кремля о тотальной продразвёрстке едового и семенного хлеба, что вызвало острую партийную дискуссию и приезд московских визитёров, которых сразу окрестили «гастролёрами». Те, в свою очередь, стали называть крестьян с хлебом «старателями» в том смысле, что рачительные сибиряки всеми способами старались утаить хлеб от эвакуации в Центр.
По поводу приезда московского «гастролёра» Лазаря Кагановича Косарев сказал ему вслед: «Нагадил и уехал, а мы – сиди, расхлёбывай!». Ему в ответ томский «гастролёр» Денисов апеллировал словами: «новониколаевский губернский центр до того окрестьянился, что променял централизм на демократизм». Что когда развивается Врангелевский фронт, в Сибири идёт «кумовство с кулаками, выступающими под красным флажком партизанства», вразрез с линией Кремля. И что «расстрел кулачья в тех самых ямах, где хлеб укрывается, был бы сильнее всех наших призывов о спасении отечества».
Но дело было сделано. В губернии раскладка развёрстки произошла не по хозяйской мощности, а подушно, или подесятинно, что снизило хлебоотдачу. Войска были распределены на охрану 70 амбаров и сараев, бронепоезд бездействовал. Подвоз изъятого хлеба к железной дороге саботировался. Для устранения казусов понадобился приезд главного «гастролёра» – Дзержинского, бесцеремонного в расправах. Продотряды стали рыскать по Новониколаевску и в поисках зерна рыться в квартирах горожан!
В целом по окончании акции продразвёрстки, т. е. к 1 января 1921 года, общий недобор сибирского хлеба составил около 43 млн пудов. План тотального ограбления Сибири был сорван. Но власть в Кремле не растерялась. Весь недовзысканный хлеб перевели в недоимку, которая дополнительным ярмом легла на сибиряков помимо экстренно введённых 11 налогов: хлебного, мясного, масляного, яичного, птичьего, шерстяного, кожсырьевого, пушного, медового, растительного и сенного. Всё это крестьяне должны были выращивать и сдавать государству под страхом тюрьмы и конфискации имущества.