В разгар ягодно-грибного сезона руководитель поискового отряда «Лиза Алерт-Новосибирск» Алеся Яблонских рассказала, где чаще всего находят пропавших людей.
Другая жизнь
– Алеся, как судьба привела вас к поисковой деятельности?
– Это было примерно три с половиной года назад. Листала новостную ленту и увидела сообщение: в Новосибирске разыскивают женщину. Через два дня – снова та же новость, значит – не нашли. Вчиталась в текст и обратила внимание на то, что, помимо полиции, поисками занимаются ещё какие-то люди. Оказалось, это добровольцы из отряда. Я стала отслеживать их работу, и однажды в социальных сетях мелькнуло приглашение на собрание для поисковиков-новичков. Если честно, я сомневалась. Мне представлялось, что добровольцы – исключительно молодые люди от 18 до 20 лет и я попросту буду чувствовать себя неловко в их обществе, но любопытство перевесило. Когда я приехала на собрание, было очень много народу: тогда закончился резонансный поиск девушки, длившийся неделю. Её нашли погибшей, история получила широкую огласку и побудила многих новосибирцев влиться в ряды добровольцев. Ведь чем больше людей, тем выше вероятность найти человека живым. Вечером после собрания я уже ехала на свой первый поиск.
– Каким он был?
– Потерялся мужчина, у которого были проблемы с памятью. Мне в напарники дали более опытного в поисках молодого человека. И я только и делала, что наблюдала: как он пристаёт к прохожим среди ночи, останавливает таксистов, опрашивает продавцов киосков, ищет родственников и знакомых пропавшего. Но на мужчину мы не вышли. Сообщение о том, что он найден живым, мы получили уже в третьем часу ночи, когда ехали домой.
А ещё мне хорошо запомнился первый природный поиск. Была зима, чудовищный снегопад и сугробы почти с меня ростом. И в такую погоду нам предстояло прочесать большую территорию дачного сектора, чтобы отыскать потерявшегося мужчину. Утопая в снегу и дрожа от холода, я спрашивала себя: «Зачем мне это? Что я тут делаю?». Того мужчину не нашли до сих пор, а я больше не задаю себе такие вопросы: есть пропавший человек, есть его встревоженные родственники, есть задача, и это значит, что надо ехать и искать. Несколько раз я пыталась по разным причинам покинуть отряд. Я знаю, как это бывает в другой жизни, когда не надо быть на связи 24 часа в сутки и срываться в любое время на поиски. Это я знаю… А как жить той самой другой жизнью – нет. Видимо, поисковая деятельность стала полноправной частью меня.
Горькая правда
– Кто эти люди – поисковики отряда?
– Придя в отряд, я сразу поняла: здесь всё решает искреннее желание помочь, а не цифры в паспорте. В новосибирском отряде есть женщины, которым уже за 60, и они ни в чём не уступают 18-летним девчонкам в активности и прыткости. Я восхищена! А когда мы ездим на осеннее обучение в Подмосковье (чаще всего это палаточный лагерь в лесу с полевой кухней), то встречаем там изумительного дедушку. На вид ему около 80–90 лет, и он прекрасно знает, кто такие одержимые поисковики. Порой подходит тихонько с подносом в руках, смотрит тебе в глаза и говорит: «Твои глазки я сегодня не видел на кухне, ты не ела. Давай кушай». Встанет рядом и ждёт, потому что знает: если он уйдёт, человек отодвинет тарелку и продолжит заниматься делами. Только убедившись, что всё съедено, дедушка приступает к кормлению следующего добровольца. И это – ценная помощь в нашем поисковом отряде.
– Вы затронули тему обучения волонтёров. Чему их учат?
– В первую очередь правилам городского поиска: как найти видеокамеру, получить доступ к материалам, отсмотреть их, кого опросить. Участникам лесного поиска мы объясняем, как работать с рацией (в лесу поисковики связываются по рации, а не по мобильному телефону), ориентироваться на местности, понимать карты, пользоваться компасом и навигатором. Чаще всего найденным в лесу людям нужна медицинская помощь, но врачи «скорой», как правило, в чащу не идут и останавливаются на дороге. Поэтому мы учим своих поисковиков оказывать первую доврачебную помощь и правильно транспортировать пострадавших до автомобиля медиков.
Руководителям инфогрупп мы показываем, как принимать заявки, взаимодействовать с родственниками пропавших, полицией и сотрудниками медицинских учреждений. Но самое сложное – вырастить координатора. Этот человек разворачивает поисковое мероприятие, берёт на себя ответственность за всю группу, и потому в его арсенале должен быть большой объём навыков. Этим знаниям обучаем мы – те, кто в отряде уже давно. Лекции и практические занятия проходят круглый год, кроме периода с 1 июля по 1 сентября: в это время люди чаще всего теряются в лесах за городом.
– Как часто в ягодно-грибной сезон в лесу пропадают люди?
– Хорошо помню 17 сентября 2017 года. Тогда на телефон горячей линии нашего отряда пришло 135 заявок. Из них 107 – от родственников людей, потерявшихся в лесной зоне. Это по России. Но, учитывая, что наш отряд представлен только в 48 регионах страны, это колоссальная цифра. В такие моменты перед нами стоит очень сложная задача – грамотно распределить людей и оборудование на все объявленные поиски. А ведь в новосибирском отряде не больше 300 добровольцев.
– Но ведь не каждый из них сам когда-либо находил пропавшего человека?
– Конечно. Есть те, кто ездил на поиски сотни раз, но так никогда и не выводил человека за руку из леса. Но это никак не сказывается на энтузиазме поисковиков: они делают свою работу не для галочки.
Но есть немало случаев, которые подтверждают поговорку «Новичкам везёт». Три года назад в лесу под Новосибирском пропал дедушка. Шёл жуткий ливень, и добровольцы, хотя и были надёжно защищены от дождя, за три часа вымокли до нитки. Мы решили приостановить поиски и отправить людей по домам – просохнуть, поесть и отдохнуть. И тут случилось чудо: новый член нашего отряда, случайно остановившийся у края дороги, разглядел лежащего в высокой траве дедушку. Он находился в тяжёлом состоянии. Фактически удача и внимательность парня-добровольца помогли пенсионеру выжить.
– Где же чаще всего оказываются люди, которых ищут и добровольцы, и родственники, и сотрудники полиции?
– Иногда они могут быть в другом регионе. К примеру, однажды родственники обратились к нам только через два месяца после пропажи человека. Мы долго собирали информацию и пытались понять, где его искать. В итоге мужчину нашли… Правда, только спустя два года и в другом регионе России.
Бывают поиски дезориентированных людей (как правило, пенсионеров). В каких только местах мы их не обнаруживаем! Иногда они находятся в соседнем доме, а иногда – на другом конце города.
Если человек исчез в городе, чаще всего он попал в больницу. Однако здесь не всё так просто, как кажется: медицинские учреждения строго охраняют персональные данные своих пациентов. Поэтому мы ищем экипаж, сажаем семью пропавшего в машину и вместе ездим по городским больницам. Понятное дело, родственники в панике: это у меня за плечами сотни поисков, а у них такое случилось впервые. Поэтому идея обзвонить медучреждения после пропажи близкого человека приходит далеко
не всем.
В природной среде всё просто: либо мы находим человека в лесу, либо он выходит самостоятельно к какому-нибудь населённому пункту. Но иногда люди под действием адреналина забредают в такой бурелом, что их невозможно эвакуировать без помощи спасателей. Даже бывали случаи, что деревья приходилось распиливать – для расчистки пути человеку. Так однажды, чтобы спасти бабушку, 6 спасателей рубили непроходимую чащу.
А есть люди, которых так и не нашли. Мы будем искать, пока не узнаем их судьбу. Таких случаев в Новосибирской области больше 60 – за шесть лет работы нашего отряда. Наверное, незакрытые поиски – это самое сложное в нашей поисковой работе. Ты прочёсываешь весь лес, выходишь из него и спрашиваешь себя: «Куда делся человек? Должно же быть разумное объяснение». И, общаясь с родственниками пропавшего, понимаешь: им нужна правда, какой бы горькой и жестокой она ни была. Даже она лучше, чем абсолютное неведение.
Алеся Яблонских.
Родилась в Новосибирске.
Окончила НГТУ по специальности «Экономика».
Руководитель поискового отряда «Лиза Алерт-Новосибирск».