Андрей Ярков отработал всю жизнь на севере вахтовым методом и теперь, отметив 55-летний юбилей и выйдя на льготную северную пенсию, согласился рассказать о житье-бытье сибиряков-вахтовиков.
Нашлось, что вспомнить за годы кочевой жизни в вагончиках и времянках, среди тайги, болот, хищных зверей, где зимой вместо солнца северное сияние, а летними ночами бывают радуги шириной в полнеба, ослепительно яркие в звеняще чистом полярном воздухе.
Перекати-поле
Больше 20 лет Андрей проработал электромонтажником в одной из нефтедобывающих компаний.
«Работали мы в Лангепасе. Это небольшой городок в ста километрах от Нижневартовска. От Лангепаса остаётся всего-ничего до Когалыма, за которым начинается Северный полярный круг. В Нижневартовск летали из Омска. До Омска – своим ходом на поезде. Нас – новосибирцев – было шесть человек. Когда я пришёл в девяностые, в этой конторе, как в Ноевом ковчеге, было каждой твари по паре – ехали работать со всей Сибири. Были даже москвичи и краснодарцы. Потом, правда, половину народу сократили. А многие сами уволились – заработки в последние десять лет сильно упали».
Андрей по образованию – техник-электрик. Его работа, пожалуй, самая сложная из всего технологического процесса – смонтировать, запустить и в случае поломки наладить электрическую начинку нефтедобывающего оборудования.
Привозить на работу из других регионов водителей, поваров и младший технический персонал невыгодно. С этим вполне справляются местные. Почти все вахтовики в нефте- и газодобывающих компаниях – люди с высшим образованием. Большинство – из тех, про кого говорят «бродяги по жизни» или «перекати поле». Это даже не судьба, а осознанно выбранный образ жизни.
«Школьником был – ждал лета, чтоб на три месяца в пионерлагерь уехать. В техникуме учился – все каникулы по стройотрядам мотался. После армии остался на сверхсрочную. Отслужив, с дипломом электромонтёра сразу явился в контору, где набирали вахтовиков на нефтяные промыслы», – вспоминает Андрей.
Месторождение Нивагаль
На работу вахтовики ездили на КрАЗе. Это большая машина такая, у неё колёса в человеческий рост. «Приходим утром в диспетчерскую. Нам говорят: «Сегодня отправляетесь на куст такой-то». Зав-тра – уже в другое место. Иногда дорога на работу занимала два часа в один конец, так как кусты разбросаны на расстоянии 30–50, а иногда и 70 километров друг от друга».
«Кустами» нефтяники называют небольшие месторождения. Стоят несколько вышек, качалки. Рабочее наименование – куст № 10, вышка № 5.
Имена кустам присваивают редко. Обычно в честь погибших людей. Месторождение Нивагаль, например. Были три женщины – Нина, Валя и Галя. Работали поварами в вахтовом поселке. Пошли как-то в лес – грибным супчиком да ягодками своих едоков-мужиков побаловать. И не вернулись. Медведь задрал. Тело Гали нашли через сутки в нескольких километрах от посёлка. Двух других так и не опознали – какая из них Нина, какая Валя – слишком мало осталось.
Правда, в последние годы зверья уже почти не было. Не любят обитатели тайги металлического скрежета, мазутной вони и людских голосов. А в 90-е можно было зайцев руками ловить.
«Как-то иду я мимо РУ (распределительная установка). Под ней лежит на снегу наша повариха Зинка, барахтается и кричит: «Андрей, помоги!». Я сначала перепугался. Решил, сбрендила баба среди снегов да мужиков на краю света. Подхожу. У неё под телогрейкой кто-то прыгает. Здоровый зайчище оказался, жирный», – Андрей улыбается, вспомнив, по-видимому, наваристую заячью похлёбку. Но тут же серьёзнеет, добавляя, что ловля зайцев – развлечение редкое и прозы в северной жизни намного больше, чем романтики.
Они – настоящие
Работали по двенадцать часов в день – кто-то днём, кто-то ночью. По закону вахта должна длиться пятнадцать дней. Но компании невыгодно катать людей туда-сюда два раза в месяц. Поэтому приезжали сразу на месяц. А люди не возражали. Как не возражали против почти повального нарушения правил техники безопасности.
«По нормативам, если температура воздуха – до минус тридцати трёх, то 30 минут работаем, 15 минут греемся в КрАзе. Если минус тридцать три с ветром или минус тридцать восемь без ветра – работать нельзя. Нужно сидеть на месте и ждать, пока температура не поднимется хотя бы на один градус. А мы работали. И не по тридцать минут, а по часу и больше. Потому что чем быстрее сделаем – тем быстрее уедем с продуваемого всеми ветрами объекта, на котором, кроме нас троих, нет ни души, лишь непроглядная ночь, вспоротая прожектором в радиусе 70 метров».
Однажды на кусте случился пожар. Один из товарищей Андрея уронил в механизм гаечный ключ, который заклинил электромотор, а от этого загорелась проводка. Огонь полыхал несколько суток, пока не сгорела вся нефть в нефтеналивных баках. Единственное, что смогли сделать пожарные – не дать пламени перекинуться на тайгу. Куст после пожара законсервировали.
Всякий раз, когда Андрея просят рассказать про Север, он вспоминает погибших товарищей: «Николаич, наставник мой, на вахте проработал всю жизнь. Сначала на Самотлоре, потом на месторождениях Когалыма и Лангепаса. Купил на «большухе» квартиру, машину, детей обеспечил. Думал, выйдет на пенсию и уедет в тёплые края. В тот день вышел на работу в последний раз. Подошёл к вышке, взял инструмент, да так и упал с гаечным ключом в руке. Инфаркт. Восемь часов до пенсии не дожил».
Сейчас на Севере уже многое по-другому: другие технологии, другие условия. Но люди там по-прежнему иные, чем в городах. Они – настоящие. «Там нет возможности казаться – честнее, умнее, порядочнее – чем ты на самом деле. Людей с гнилой душой Север не принимает».
Беличье угодье
Лангепас – молодой российский город на правом берегу Оби, в 430 км от Ханты-Мансийска. Зарождался как посёлок нефтяников. Статус города приобрёл в 1985 году.
Название «Лангепас» переводится с хантыйского как «беличье угодье». Изображение белки красуется в верхнем левом углу флага города Лангепас.
В 2005 году на городской площади появилась «Белочка» – символ города, выполненный из бронзы. Носик и уши скульптуры просто сверкают на солнце, потому что жители верят – тот, кто потрёт белочку, будет счастлив.